Ты ищешь счастья, бегая по кругу,
Меняя, то и дело, фитили.
Познать бы эту чертову науку
Соединенья неба и земли.

А люди ждут, сжигая тонны свечек,
Внимая сериалам и попам.
Ты не грусти, родной мой человечек,
Оно за нами ходит по пятам.

Ты ворошишь творенья человеков,
Искателей - таких же, как и все.
Ты пролетаешь тысячи парсеков,
По млечной, звезданутой полосе,

А мир не спит, вздыхая поминутно,
Скрипя витками вечностей-пружин.
Хорошая моя, настанет утро,
И запестрит планета от машин,

И забурлят потоки пепси-колы,
И забубнят молитвы новостей,
И древний мир, глотая валидолы,
Покатит в рай дорогами страстей.

И, потянув затекшие запчасти,
Я спрыгну с плеши ноющей софы,
И с мыслью о тебе (читай - о счастье)
Сожму тебя в объятиях строфы.

Несмотря ни на что,
Продаются билеты,
И включается свет
Раз пятнадцать на дню -
Солнце сбросит пальто,
И опять, вроде, лето -
Развеселый банкет,
С охлажденным меню.

И уже не важны
Эти визги и споры,
Чья-то зависть-гюрза,
Чье-то "фе" за спиной.
Только Киев, и мы,
И кудыкины горы -
Отключай тормоза,
И давай-ка со мной.

Мы сожжем шапито,
Где глаголют макеты,
Что ни боди - то арт,
Что ни гений - то шут.
Несмотря ни на что,
Продаются билеты -
Пусть на "верхний плацкарт",
Но на верный маршрут.

Изможденный татаро-монголом,
Недобритый Великим Петром,
Заливая глаголы рассолом,
Сонно чахну за левым бугром.

Не клади меня в русской рубашке,
Не стели самогонных полян.
Я женюсь на веселой казашке,
Чтобы пестовать внуков-армян.

Отличить каравай от лаваша
Я смогу, но не надо крови –
Мама-Раша, отдай мне СашБаша,
И давай разойдемся в любви.

Ты приснишься – довольной и сытой,
Ты отдашься – басманной женой.
И потомок, тобой недобитый,
Купит спирт. И возьмет выходной.

Какая дурь, какая блажь -
Пустой карман надуть надеждой,
И ввысь, бесхитростным невеждой,
На твой заоблачный этаж.

Хоть раз побыть - вот так, вблизи,
Урча голодной перспективой,
И напугать одной лишь гривой
Глухую зебру жалюзи,

И, сквозь запутанный вираж,
Мелькнут глаза - две капли неба,
И шарик сдуется. А мне бы...
Какая дурь, какая блажь.

Не сотвори себе куму,
Крестя дитя на растерзанье.
Как часто в творческом лобзанье
Кума несет тебе чуму.

С утра – заламыванье рук,
При виде свежего дитяти,
А ближе к звездам –
Вот вам, нате –
Вонзает в темечко каблук.

О, узы творческой любви!
Который век, златые звенья
Ломают камни преткновенья,
Хоть на миру, хоть визави.

И напускную хохлому
Сожрет нетворческий рубанок.
Служенье муз – парад изнанок,
Не сотвори себе куму.

ох, дядя Миша, что за вечер был вчера... в это, что и у тебя время, у меня в голове заклокотало примерно следующее...

Искать озаренья в осколках бутылки,мерцающих в лунном свете,
искать вдохновенья в затрепенной музе и ей посвещать сонеты.
загнать трех пегасов хромых от рожденья,
выпить до дна три моря

мы столько проели и хлеба, и денег, и счастья, и горя,
мо столько потели, мы столько не спали
и столько потом сожалели,
что ни сегодня, ни завтра, ни после
другие так не сумеют.

Внутри магазина
Сидит образина
По имени Валя
(не в рифму, но факт).
На стол эта Валя
Швыряет хинкали,
И мелочь в бокале -
Столешнице в такт.

Сквозь звоны-постуки,
Доносятся муки
Распутиной Маши
(с Филиппом дуэт).
Она (Валентина) -
Дремучая льдина,
Но что-то в ней есть
(пусть чего-то и нет).

Я (тоненький, хрупкий)
Приду за покупкой,
В костюме и с трубкой
(хоть раз покурю),
С солидной купюрой,
С геройской фактурой,
С губою (не дурой) -
Прошу к алтарю!

Она, матюками,
Локтями, боками,
Грудями ("семерка")
Воздаст за труды.
Восстану из грязи,
Пойду восвояси.
Как все-таки горько
За майские льды.

В городе ливень.
Попрятались в норы
Сплетни, наряды, долги, разговоры,
Липнет к корейцу собака –
В городе ливень, однако.

В городе пусто.
Мигают друг другу
Два светофора, желтея с испугу.
Ежится дуб-одиночка.
В городе ливень – и точка.

В городе мокро.
Бумажные «Срочно!..»
Вместе с афишами блекнут молочно.
«Сауна…», «Отдых на Крите…»
В городе ливень – умрите!

В городе чисто.
И мокрые розги
Лупят витрины и флаги-обноски
Так, что уже не отмолишь.
В городе ливень. Всего лишь.

Матери моих детей

Как часто вставали по первому зову,
И шли на броню с кочергой.
Придя подобру, уходя поздорову,
Клялись: на войну – ни ногой.

Как часто ступали в дерьмо и на мины,
А следом – тюрьма и сума,
Но дети чумы не боятся ангины,
Ты знаешь все это сама.

Как часто мотались по съемным квартирам,
Таская пеленок обоз,
И линия жизни кривила пунктиром
На наших ладонях вопрос.

Как часто смакуем то давнее время,
Храня под подушкой ломти,
И ноет, и чешется вмятое темя,
От капель ненужных "прости".

Он любит покрепче,
Сердито и дешево,
Чтоб выдохнуть: "ххаааааа!.." - и в отруб.
Он слишком доверчив
В желанье хорошего -
Она утверждает, что глуп.

Ей много дано,
Кроме счастья мясистого,
Но в жизни, увы, все не так.
Он тянет на дно -
Отрешенно, неистово,
Нахрапом сивушных писак.

Ему бы без драм,
Да работку приличную,
Без чертовых "век-человек".
Она тетурам
Подсыпала в "Столичную",
Внимая советам коллег.

Он жег потроха
За нее и за здравие,
И плакал, глотая ломти.
Как хочется: "ххаааааа..!" -
И в такое бесславие, -
Нечасто, но сильно. Прости.

Настенные тики,
Старинные таки –
Великое нечто из нечт:
Под бимы и бомы
Вершатся обломы,
Несбычи запуганных мечт,
Под кукиш кукушки
Выносятся тушки
Вскормленных в неволе орлов,
И цепи, вериги,
Сезонные сдвиги –
Все в тему.
Конкретно.
Без слов.

Сказ о том, как на квартирнике у Бубы готы облажались

Ходили черти,
Орали слоги -
О венах, смерти,
И (странно) Боге.
Кичась уменьем
"уйти красиво",
Блистали мненьем,
Под ведра пива.
Не пили с Блоком
И Пастернаком -
Писали боком,
Любили раком,
Шептали воплем
Дурным, кирзовым,
Гнушаясь - во, блин! -
Печатным словом.
Катили гордо
На черной рохле,
Под три аккорда,
Гламурно дохли,
И дождь-проказник
Забил им доски.
Сегодня праздник
В Днепропетровске.

В сонной, прокуренной мути
«Ме» принимаешь за «Бе».
Жизнь аморальна по сути –
Врешь не другим – так себе.

В море раздоров и мнений
Вновь заплывешь за буйки,
Мордой в салат откровений,
Грудью на ямбы-штыки.

Носишься в ступе разборок,
Муторным Дедом-Ягом,
Чтоб, при раздаче касторок,
Стать для кого-то врагом.

Жизнь пожинает ответы,
Снова пойду в лопухи.
Вздорные люди – поэты.
Как не любить их стихи.

С бабкой было радостно –
То побреет налысо,
То помоет в бане (в женский день),
То спасет от курицы,
То запрет от улицы,
То припрячет дедовский ремень.
Дед скрипел протезами,
Дед гремел обрезами,
И ломал холуйские носы.
По Руси, по матушке,
Растерял наградушки,
Да пропил трофейные часы.
Было пятилетнему
(внуку их последнему)
Сладко, мягко, солнечно, тепло.
Дед ушел от старости,
Бабка от усталости,
А за ними вымерло село.
Я грущу оранжево,
И глотаю заживо
Необъятный бабушкин пельмень.
Я могилы трогаю,
И, наверно, многое
Я б отдал за дедушкин ремень.