Сгибаться от пуль пилюль,
Пытаясь унять сто сорок,
Плеваться от дуль бабуль,
Шурша в лопухах задворок,
Орать в тишину побед,
Где сам - приходящий катет,
Ломать о мечту хребет,
И гордо в могилу.
Хватит.
Я выдам расчет врачу,
И в джунгли - питать питона.
Я слишком тебя хочу,
Чтоб пить на пиру Платона.

Бульки с газом, ум за разум,
"Колдрекс" обеспечен,
Оливье, вчерашним тазом,
Накрывает печень,

Банно-прачечной киношки
Нет по всем каналам,
Дед Мороз храпит в отлежке
Где-то за кварталом.

Отголосками салюта,
Бряцает настенно,
И сгораешь за минуту -
Щедро, галогенно,

Поджелудо... подколодной
Коликой закланный.
Здравствуй, праздник всенародный,
Здравствуй, долгожданный.

Лексикон бронебойный,
Зачаточный,
Пара глаз -
Карих истин в вине,
Флаги рук,
Краснотой бесперчаточной,
Маякуют снующей броне.

Злой ли гений,
Безумный ли сказочник -
Кто придумал такую игру? -
Инвалид,
Алкоголик,
Колясочник
Осаждает метро поутру.

Открываю:
- Въезжай!
- ....... (трехэтажное).
Скрип за скрипом - до пантуса.
- Мля!.. -
Осекаюсь, вдыхая вчерашние
Полведра (не дороже рубля).

Не спасет лошадиная тряпочка -
Шарф бессилен.
Кусаю губу.
Покатили -
Младенец и папочка -
Вниз по пантусу,
К черту,
В толпу.

Снова - дверь,
Терминал,
Эскалаторы.
Прицепился, зараза:
- Убью!
- Потерпи! -
Так и катим, ораторы, -
Пьянь и стыд, а играем вничью.

И вскипает: "пошел ты!" -
А держишься,
И клянешь черепашью езду,
Где убогость плюет на посмешище
У толпы, у брони на виду.

Вот перрон.
Вот и поезд.
Поехали.
На часах восемь раз:
"опоздал!",
И, казалось бы, горе -
До смеха ли
С этой ношей средь лат и забрал?

Но смотрю на чудовище -
Тоненько,
Чуть заметно улыбку кривит, -
И, в ответ, выхожу из покойника,
И смеемся - с балдой инвалид,

И вдыхаем купаж перегарища
И парфюмов надменных сикух -
Две беды,
Два невольных товарища,
Две башки для чужих оплеух.

Постиндустриал

"Здравствуй, город, город-труженник!
Выше неба слава твоя!.."
______________________________________

Город кашляет - не молод,
Город стонет - инвалид,
Город бабочкой наколот,
Как прибили - так стоит.

Город беден от Демьянов,
Город свят от дураков,
Город курит пять кальянов
И пятнадцать косяков.

А под вечер - буйный танец,
С обязательным "налей" -
Город, спальный оборванец,
Кроет матом королей,

И не раз икнет политик
В час, покуда до утра
Город, пьяный сифилитик,
Портит девок у Днепра.

Не дари мне свободу,
Я возьму ее сам -
Развеселую девку
В ближайшем раю.
Скука портит породу,
Но семейным трусам
Я отдал семилетку
И веру в семью.

От дивана к комоду,
От строки до зари -
Все ползу по маршруту
И бью себя в грудь,
Но с плеча мне свободу
Не бросай, не дари.
Я возьму - хоть минуту -
Но сам. Как-нибудь.

Перемиги зари,
Перепевы котов,
Тридцать восемь и три,
Восемнадцать листов -

Синь вчерашних стихов,
Где, до боли зубной,
Семь домашних грехов,
И один выездной.

Не зашкалила ртуть,
Не сгорела тетрадь,
Но допил эту муть
Досклонял эту мать,

Догромил алтари
И оставил одно -
Перемиги зари
В ледяное окно.

Изваяй меня в рост
В этом вечнозеленом
Дендропарке навязчивой памяти,
Где дорожки извилин
Упираются в слезы прудов,
Где поет лирохвост,
Изливаясь дешевым лосьоном,
По вчерашней, пролистанной грамоте,
Где бекар отречений бессилен,
Где сшивается рвань лоскутов,
И пред зеркалом носится -
Тайно,
Вдалеке от текущих ревнивцев,
Вздыхателей,
Заплечных хватателей -
Тех, кто ближе,
Подобней, подробней -
Удобней.
Изваяй, не жалей
Белоснежного гипса,
Время сделает черное дело,
Но работа, поверь, не насмарку -
Я пока Одиссей,
Ты все та же Калипсо,
И гуляешь по этому парку
В одиночку,
Ночами,
Закутавшись в пять одеял,
Слепоглухонемой притворившись,
Изменив и походку, и веру.
Дудки!
Недобитый узнал тебя.
Слышишь – узнал
В переполненной мясом маршрутке,
В коридорном мельканье халата,
В окровавленной луже заката,
И сейчас –
Средь кустов и аллей.
Так не прячь инструменты,
Давай, не жалей,
Прямо в рост, прямо в гипс,
Прямо в вечность –
Добей –
Без стыда,
Без любви,
Без возврата.

Отвари пельмени.
Пусть обедать рано -
Покусись на планы,
Блажь мою уважь.
Фонари и тени,
Провода и краны,
Города и страны -
Все в один багаж,

Все в одну колоду,
Где и я, валетом,
С этим винегретом
Взболтан и полит.
Ставь скорее воду,
Не грусти об этом,
Пусть другим сюжетом
Утро запестрит,

И, в сметанной лени,
Я опять остыну -
Пусть наполовину,
Пусть не сразу,
Но -
Отвари пельмени,
Вбей свою осину
В пьяную рутину
Нашего кино.

Синий кумар дыма,
Рыжий позор тюля,
Первый канал – Дима,
Пятый канал – Юля,
Сивый сосед – мерин,
Старый БГ – барин…
Снова в тебя вперен,
Снова тебе дарен,
Снова с тобой всюду,
Снова тобой пьянки –
Фотоитог чуда,
Фотомозоль в рамке,
Фоторазрыв сердца,
Фотозаряд тола.
Нам не дано спеться,
И не дано соло.
Так и живем вместе,
Так и жуем части –
Пара родных бестий,
Пара чужих счастий.

То трепетными ланями,
То злобными кощеями,
Мы чахнем над желаньями
С несвернутыми шеями,
Мы дохнем от хотения
В своем благополучии,
И блуда наваждения
Нас бессаме-замучили.
И стоит ли, и надо ли
Травить себя подопытно?
Но то, что на дом задали,
Мы делаем безропотно,
Пока живем не сценами,
А жертвоприношеньями –
С невырванными членами,
С несвернутыми шеями.

Положи мне в рюкзак
Джинсы "Левис" и пачку "Опала",
Медиатор из баночной крышки
(ты же помнишь - зеленый),
Бесполезный пиджак,
Позабытый со школьного бала,
И червонец, припрятанный в книжке,
До костей телефонной.
Не забудь про гараж,
Деревянно сгоревший за школой,
Вместе с "ЗИЛом-130" и бражкой
Физрука - дяди Миши.
Втисни мокрый пейзаж,
Где, счастливый и ливнево-голый,
Я ругаюсь с соседкой-монашкой
И машу тебе с крыши.
Положи мне мороз.
Не войдет - распихай по карманам,
Чтоб унес я заплинтусный Цельсий
Поволжских Крещений,
Где по-дури, взасос
Прилипал я к салазкам и кранам,
И вкушал от бабулиных пенсий
Аспириновых премий.
Положи мне века,
Что сменяли друг друга за сутки.
Повяжи треугольное знамя,
Из прожженной вискозы.
Я подамся в бега,
Я уеду на первой маршрутке,
Чтоб рассыпаться в мир семенами
Обескровленной прозы.

Троянские слои,
тельняшка среза,
по белым-черным шабу-дабу-да.
Копни тебя -
сплошная антитеза,
контрастов и капризов череда.
Кусни тебя -
и вскрытие покажет,
насколько прост ванильный цианид.
Возьми тебя -
умрешь при абордаже,
под градом свежекопанных обид.
Пойми тебя -
и лопнешь от реалий,
взорвешься - только спичку поднеси.
Ты крутишь мир вопящих полушарий
на ломаной, приталенной оси.
И я везу с покорностью оленьей,
и я грызу с усердием бобра
науку черно-белых настроений
дремучего адамова ребра.

Не хозяин нутра,
Не хозяин ума,
И пока
Змиеборец, не вырвавший глаз -
Зарекаюсь с утра,
Зарекаюсь в обед,
Зарека...
Только сверху - хохочущий бас.
День докурен дотла,
И на смену - подлунная блажь,
Дополненьем сумы и тюрьмы:
Ты чертовски мила,
И портретишь унылый пейзаж
Нескончаемой фотозимы.
Это вовсе не то,
Чем расписан ковер-потолок,
В акварельных мечтах дурака.
Лет, наверное, сто
Ем вприглядку тебя, как сырок,
Отлежавший в витрине бока.
Не хозяин нутра,
Не хозяин ума,
Не хозя...
Шапито покаянной возни,
Где горишь от ушей до хвоста,
Зарекаясь с утра,
Выжигая каленым "нельзя"
Рецидивы вечернего "да".

Мы любим итальянские запои,
Наш диалог – сплошная подворотня.
Как много прилагательных сегодня
Услышали зеленые обои.
Японский бог – он ёпэрэсэтэшный,
В него удобней верить по субботам.
Завяли помидоры.
Да чего там –
Который век диван стоит безгрешный.
Как много прилагательных. Но все же
Ты вымажешь помадой трубку мира,
И пушки замолчат. А чудо-лира
Хлестнет меня прощением по роже –
До новых встреч в загаженном эфире,
До новых глав к истлевшему роману.

Ты знаешь, мне самец не по карману –
Я до сих пор живу в твоей квартире.