По гранитам ленинизма,
По глазам старушек,
Излучаю оптимизмы,
Фабрикой игрушек.

Я иду себе, Адонис,
И склоняют кроны
Деревянные по пояс
Ивушки и клены.

ЦУМ завален ширпотребом,
И корейской бранью.
Я иду себе за хлебом,
И пошли вы в баню.

Отгрызая бок пломбиру,
Поступью матросской,
Я иду к тебе по миру
С верой и авоськой.

Двадцать лет спустя

Волосатые ручищи
Бегали по басу.
Друг пропил четыре тыщи,
Я одну (с запасом).

Начинали перебором,
Подошла кантата.
Дальше хором и фольклором
(черт боится мата).

В пластик сыпались щелбаны,
Колотушки-плуга.
Расползались барабаны
В ижицы испуга,

И портретное соседство
«полных кавалеров» –
Наше рокерское детство
В Доме Пионеров.

Клуб гулял в четыре стенки,
Выпадали гвозди.
Комсомолки и спортсменки
Забегали в гости.

Красный галстук на банданы –
Потно, да прикольно.
Изгонялись капитаны –
Боцмана довольно.

Тараканы прибегали,
Нюхали стаканы,
Протоколили детали,
И – под ятаганы.

И страна драла нам перья,
Выучив бесплатно.
Где она? И где теперь я?
- Друг!..
Уснул… Ну, ладно.

Твой ответ на вопрос,
Завивается в пейсы.
Ты умеешь продаться вдвойне:
Пропустить паровоз,
И улечься на рельсы,
Постоять на закрытом окне,
Полизать купорос,
Заколоться помадой,
Совершить на диван пируэт.
Твой ответ на вопрос -
Чудеса клоунады,
Ожидание в несколько лет.

В тесноте полигамий,
Я накликал чертей:
Непутевость желаний,
Несносимость лаптей.
Чемоданные кроссы,
Навострения лыж,
И сплошные разбросы
Географии крыш.
И уже непонятно,
Где начало путей -
Расплываются пятна
Городов-областей,
И трепещут как флаги,
Не в укор кобелю,
Килограммы бумаги
С бесконечным "люблю".

Остывший "Маккофе", бумажные горы
Разорванной в клочья попсы,
Желудок некстати выводит миноры,
Припомнив пятак колбасы,

Но падает вилка, и снова так мелко,
Так низменно (дай мне по лбу) -
Чем больше хотелка, тем меньше терпелка,
И спорней каноны табу.

Чем больше обмана - тем ярче картинки
За шторами сомкнутых век,
И снова икота вечерней пластинки,
От альф до рассветных омег.

И утренний холод, и чертовы думки
Под водочку (знаю - балда),
И взгляд семиглазой, проклепанной сумки,
С наивным вопросом: "когда?"

Бетонно и пусто
В быту кроманьонца,
Два дела:
Скучай и дичай.
Надменная люстра,
Домашнее солнце,
Плюется фотонами в чай.
Хождение голым
От душа до душа
Увы, не спасет от жары.
Стекает рассолом
Ленивая туша
На жлобство -
Паркет и ковры.
Затерян бумажкой,
Затарен отравой,
Заторен бетоном,
Затюк...
Колдую над чашкой,
Четвертой октавой
Глаголя сакральный матюк,
Целую фарфоры,
И пишет контора,
И скачет пегас-табурет,
А точка опоры
Предчувствует:
"Скоро!"
Я верю,
Сжимая билет.

"Тик-так" -
Кувалдой по живому.
"Пиф-паф" -
Закатом наповал.
"Топ-топ" -
Всю жизнь от дома к дому,
Пропив приборы и штурвал.

"Динь-дон" -
Набаты паранойи.
"Прыг-скок" -
С карьерных этажей.
"Скрип-скрип" -
Хорейные запои,
Под бег тупых карандашей.

"Хлюп-хлюп" -
По мерзости привычек.
"Глуп-глуп" -
Вдогонку пустота.
Люб-лю -
Так просто, без кавычек,
С упрямой дерзостью шута.

Посидим на дорожку, уважим обычай.
В этот раз я контужен надолго.
Завтра дождь, и вагоны без знаков отличий,
Две таможни, да верхняя полка.

Сколько можно плодить череду угрызений,
Если все на ладони: "так надо",
Если линии жизни, прорухой весенней,
Заплело, закрутило торнадо.

И уже не открестишь шершавою пяткой
Сто тревог, сто надежд и метаний,
И на все одна правда - с размаху, перчаткой,
В эти цифры годов-расстояний.

Эта правда, как кошка, в апреле зачата,
И скребет до кровавых насечек.
Посидим на дорожку в бессоннице чата,
И до встречи, родной человечек.

Днепропетровск, канун Дня города

У сонного Центра по плану сиеста.
Иду босиком (горячо!).
Ни норда, ни зюйда, ни оста, ни веста,
И лужа – тарелка с харчо.

Таксисты-армяне присели за нарды,
Швыряя кубизмы в ажур,
Блюстители курят и плавят кокарды,
В преддверье вечерних халтур.

Театра модерны, и тумбы ампиры,
А там уже лет пятьдесят
Висят объявленья о съеме квартиры
И сказке про трех поросят.

И мне бы дошлепать, босому, до дома,
Без окриков: "эй, гражданин!..",
По сонному Центру, принявшему брома
За день до своих именин.

падший ангел сидит на краю....он ещё не в аду..но уже не в раю..оторваны крылья..пути нет назад..что там впереди??...ему скажет закат..быть может любовь он обретёт..ведь он человек..лишь она его спасёт..от падения в бездну..от шага туда..впереди ничего нет..впереди пустота...

я люблю тебя очень...как луна любит ночью..эту серую землю..где живём мы страдая...разбивая мечты..и меняя желания...сгораем в огне..и из пепла рождаемся..и в толпе людей..опять мы теряемся...

я один..остался в ночи..я один..не зови.не кричи..я один..не вернусь я назад..я один...впереди только ад...

ну а вообще как?))нормально хоть?

Я назову тебя женой
Гораздо раньше Мендельсона –
Есть нерезонность у резона,
Когда весь мир в тебе одной.

Я распишу тобой холсты
Безумных, смелых начинаний,
И ворох мелочных желаний,
Сложу к ногам одной мечты.

Я подожгу свой старый дом,
Чтоб без фальстартов обещаний
Решить – на выход, и с вещами,
И без оглядки на Содом.

Я назову тебя женой,
Без узаконенных уздечек,
Мой милый, славный человечек,
Мой сон, подаренный весной.

Зеленое море, былинная Волга,
Устало глотает крючки.
Июльские "сорок", как видно, надолго.
Сопрели у волн мужички,

И пьют свое пиво из горлышек узких,
Швыряя окурки в века,
Татары, казахи и парочка русских,
Обживших ее берега.

Огромный Саратов, алмаз без огранки,
Пестрит с Соколовой горы,
И в Парке Победы расплавились танки,
Ровесники славной поры.

Пройду по Радищева прямо-направо
И вновь на Валовой споткнусь,
И так до утра, выдыхая отраву
В ночную, татарскую Русь.

Кончается "Туборг". Рождаются фразы.
Светает. В карманах норд-вест.
И хочется, можется много и сразу
Сожрать за короткий присест.

И бурой, немытой картошкой в мундире
Качусь рассказать о душе
Хозяйке-казашке, на съемной квартире,
В забытом восьмом этаже.

А вам хотелось – так, без напряженья,
Не подбирая позы, выраженья,
Поговорить не с тем, кто на иконе,
А просто с небом, стоя на балконе?
Вот так, к примеру:
- Здрасьте, небо!
- Здрасьте.
- Ни зрелищ и ни хлеба не прошу,
А просто вот: сижу, пишу,
И, вдруг, пробило…
- Мило…
И всего делов,
Без слез мольбы и громких слов.
Оно такое, небо.
А, впрочем,
Без зрелищ гроз не будет хлеба;
Мы что-то там пророчим,
Мы составляем планы, сметы,
А вот – засушливое лето:
Нате!
Дождя, пожалуй, попрошу.
В моей шестой палате
Я тих, блажен и не грешу –
Авось оценит это,
Авось уж плачет где-то.
- Небо! Эй! Я здесь!
- Да слышу я, не лезь!
Ну вот…
И так – который год.
Его не купишь.
А вы б хотели –
Пусть даже получая кукиш,
Без крестиков на теле,
Без ладана и свечек,
Без праведных словечек –
Просто
Поговорить с балкона
С Вершителем Закона,
Когда вокруг чернеет тишина?
- Эй, небо! Слышишь?
- Да достал ты! На!..